— Это физическая невозможность или моральная?
— Для нас это одно и то же.
Я помолчал, глядя на Зарю, стараясь не терять любезно-бесстрастного выражения лица. «Черт знает что, театр абсурда прямо. Но ведь и понять ее можно. Миссия — не позавидуешь. Подумать только — сознавать, что от успеха или неуспеха переговоров зависит судьба целой цивилизации. В нашей истории и аналогий такому случаю не подберешь, а уж в ней чего только не было… Однако, с другой стороны, то, что она предлагает, не лезет ни в какие ворота».
— Да, кстати, — спросил я, — а сколько людей вам нужно, чтобы решить все проблемы?
— Как можно больше.
— Ну а все же? По порядку величины. Тысяча? Миллион?
— Больше. Хотя бы миллиард. Но можно и два…
— Что?! Четверть населения?
— Чему ты удивляешься? Нас двадцать миллиардов, и у нас очень большие потребности… О том, что приобретаете вы, я уже говорила…
— Ну логика! Чудо просто! Хотите лишить два миллиарда человек родной планеты, своей культуры, истории, общества, оборвать им все личные связи… Хуже, чем пожизненная каторга. А взамен предлагаете сделать место их изгнания максимально комфортабельным…
Все было настолько абсурдным, что в какой-то момент мне захотелось махнуть рукой и с обычными шуточками согласиться на все, что они просят. Мол, чепуха ведь, и не может быть правдой, а если даже и правда, так кто воспримет всерьез мое разрешение? И еще интересно, а что могу получить по дурацкому договору лично я? Вот позволю им целиком переселить Китай… Китайцам на новой планете будет хорошо, просторно и противные европейцы под ногами не станут больше путаться…
Что это со мной? Неужели — из-за взгляда Зари, такого дружелюбного, такого манящего?
Но психика пока держится, не слишком большого усилия хватает, чтобы выйти из-под ее власти и тут же понять, что соглашаться никак нельзя. Даже в шутку. Потому что если сейчас согласиться, то потом исправить уже ничего будет нельзя.
И одновременно я не перестал ей верить, ее словам о возможной гибели цивилизации. Это ведь тоже проблема, да какая! Отчего же именно мне выпало решать? Я же просто не готов. Я не могу принимать на себя такую ответственность!
Обернувшись, я увидел, что, опираясь спиной на раму двери, перекрывая выход из комнаты, стоит неизвестно откуда возникший мужчина лет тридцати, неуловимо, но сильно похожий на Зарю, и смотрит на меня безразличным или даже невидящим взглядом.
Вот здесь они переиграли. Не надо было появляться этому красавцу. С Зарей мы уже наладили какой-то внутренний контакт, как бы там ни было, и могли бы поискать взаимоприемлемое решение, а недвусмысленная поза нового персонажа слишком отдает угрозой, попыткой силового давления. А вот этого я никогда не любил. В любых видах и проявлениях, с раннего детства. От кого бы они ни исходили.
И совершенно неожиданно я вдруг увидел выход. Увидел сразу во всех деталях и подробностях, как будто подсказанный со стороны кем-то гораздо более умным и решительным. Такое со мной бывало в критических ситуациях.
— Хорошо, — сказал я, старательно игнорируя появление «врага» мужского рода. — Гибель 20 миллиардов братьев по разуму допустить, конечно, невозможно. История нам этого не простит. Но ведь и альтернатива чересчур сомнительна. Право каждого человека — самому определять свою судьбу — священно.
— Тысячи землян живут вдали от Земли, даже на абсолютно не приспособленных для жизни планетах… — мягко, но настойчиво повторила свой прежний довод Заря. — Так что в принципе ничего экстраординарного не произойдет. Для вас это будет просто дальнейшее расширение колонизации Галактики. Причем взамен проблематичного права на выбор судьбы ваши соотечественники получат неизмеримо больше… Мы готовы поделиться с вами не только знаниями и технологией…
— Человек может переносить любые лишения, даже страдания, но только сознательно. Утешением ему будет служить целесообразность тех причин, из-за которых он страдает. Это не мои слова, это еще римские стоики так считали. А вы хотите, чтобы я сейчас один все решил за всех, лишая их даже такого утешения…
— Но не можем же мы спрашивать мнения каждого из миллиарда по отдельности? Это невозможно даже технически! — в голосе Зари послышалось раздражение.
— А решать одному за миллиард — тем более невозможно. Даже за одного решать, и то безнравственно… У нас есть такая надежная, демократическая процедура, как референдумы, плебисциты…
— Не будь догматиком, — в разговор вдруг вмешался мужчина, до этого молчавший так упорно, что я почти забыл о его присутствии. — Подлинно мыслящую личность отличает способность видеть настоящую, а не воображаемую правду вещей. А ты повторяешь стереотипы. Право выбора — это великолепно. Но имеешь ли ты его, это право, если на одном полюсе абстрактные интересы индивидуума, а на другом — судьба не просто 20 миллиардов личностей, а древнейшей и мудрейшей в Галактике цивилизации? Сохраняешь ли ты в этих условиях свое право?
— Да… — сказал я почти искренне. — Это — вопрос. Но от теории давай перейдем к практике. Предположим, чисто умозрительно, что будет, если я все же откажусь принимать нужное вам решение? Пока я еще свободен в выборе, уточните — как вы поступите в случае моего категорического отказа?
Заря улыбнулась совершенно очаровательно. Я подумал, что мимику она наверняка отрабатывала по земным видеопрограммам определенного жанра.
— Безусловно, мы найдем способ убедить тебя принять нужное решение.
— Вот как? Уже интересно. И как же сие сочетается с декларациями о гуманизме и прочей свободе воли? Тем более что я считаю себя достаточно крепким физически и морально, чтобы выдержать любые воздействия. По крайней мере — пока буду оставаться в здравом уме…
— Нет, — Заря взмахнула длинными ресницами, словно всего лишь отказывалась прийти вечером на свидание, такой у нее был невинно-сочувствующий взгляд. — Нет. Сопротивляться ты не сможешь. Мы знаем такие способы, против которых никто не устоит. Ты тоже. И принцип добровольности будет соблюден, пусть и несколько формально…
— Тогда зачем вообще весь этот цирк? — с усмешкой спросил я, хотя мне стало не слишком весело.
— По той же самой причине. Мы тоже имеем свои принципы. И должны быть уверены, что исчерпаны все другие пути и способы. Наш великий мудрец учил: «Расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует более во вред, нежели на благо, так как, желая исповедовать добро во всех случаях жизни, он неминуемо погибнет, сталкиваясь со множеством людей, чуждых добру. Из чего следует, что тот, кто стремится к истинному добру, должен приобрести умение отступать от добра кажущегося и пользоваться этим умением, смотря по надобности…»
— Это очень мудрая мысль… — сказал я раздельно, словно пробуя каждое слово на вкус.
— Вот видишь, мои доводы тебя убеждают, — сказала Заря, глядя мне в глаза. — Приятно иметь дело со здравомыслящим…
Не зря я большую часть студенческих лет отдал занятиям фехтованием, теннисом и регби. И при росте 195 сантиметров имел около ста килограммов веса. В стремительном и внезапном броске я пролетел от окна до середины комнаты, сгреб в охапку Зарю, вышиб из дверного проема ее напарника, протащил их через холл и прихожую, не заботясь о возможных травмах, и вбросил в кабину шарового душа.
Щелкнул замок. Я оглянулся в поисках чего-нибудь тяжелого, не нашел ничего подходящего и ударил по панели сенсорного управления автоматикой номера кулаком. Еще через секунду я уже летел ногами вперед из окна на покрытый снегом газон. От удара о мерзлый грунт боль отдалась в коленях и даже позвоночнике, но я только со свистом втянул воздух сквозь зубы и, прихрамывая, побежал к стоянке, где еще днем заметил несколько снегоходов. Разгоняя машину по пустынной главной улице поселка, я думал, что если здесь не чтят обычаев Средневековья и не запирают на ночь ворота города, то все будет хорошо.
Створка ворот при моем приближении послушно поползла в сторону, машина впритирку проскочила в приоткрывшуюся щель, едва не зацепив правой гусеницей столб, и, разгоняясь до предельной скорости, полетела напрямик через затянутую поземкой тундру.
Теперь все зависело от двух факторов — как быстро Заря и ее коллеги кинутся в погоню и догадаются ли они, в чем смысл моего внезапного и бессмысленного побега. Если нет — шансы на успех не так уж плохи…
Примерно в километре от порта я переключил управление на автомат, приказав машине выйти на трассу и по ней ехать к главному входу, а сам так, как давно уже не бегал, побежал к знакомой тропе.
Володя все так же возлежал на своих ящиках. Теперь он хрустел соленым миндалем, запивал его ядовито-зеленым пенящимся напитком из пузатой мягкой бутылки и смотрел приключенческий фильм, развернув под потолком гиперкуб экрана.